Чужие миры [ Авт. сборник] - Владимир Васильев

После бессонной ночи решили отдохнуть и, когда пригрело вставшее солнце, устроились в светлом березняке. Яр натаскал кучу веток и сразу же уснул, Славута и Вишена последовали его примеру, Тарус же с Омутом некоторое время посидели на замшелой колодине.

Перед сном Вишена заглянул в сумку. Как он и ожидал, вместо пары длинных кинжалов там нашелся тонкий короткий меч; на его гарде каплями крови застыли крупные чистые рубины. Меч был ровно вчетверо больше первого из ножей.

Над головой в чистоте березовых стволов и нежной зелени веток дружно пели-щебетали голосистые лесные птахи. Вишена, поддавшись сладкой дремотной силе, провалился, в крепкий молодой сон, гадая, что за судьба уготована чужому рубиновому мечу.

Глава 7

Рубиновый клад

Проснулся Вишена после полудня. Донимали глазастые слепни; жужжа, они носились около людей и немилосердно грызли спящих — Яра и Омута. Тарус сидел на корточках, протянув руки к едва тлеющему костру и устремив неподвижный взгляд в землю перед собой. «Когда же он спит?» — недоуменно подумал Вишена. Он вдруг сообразил: знает чародея уже много лет, но не может вспомнить его спящим.

Славуты нигде не было.

Вишена встал, с хрустом потянулся, потряс головой, отгоняя остатки сна. Тарус даже не пошевелился, лишь скосил немного глаза.

«Меч!» — вспомнил Вишена и потянулся к суме. Сверток лежал на месте. Волчья шкура пока еще скрывала меч целиком, от острия до рукоятки. А вырасти он еще на кинжал-другой, и все, больше не завернешь. Да и в суму, пожалуй, тогда не влезет.

Вишена присел у костра и молча положил меч перед чародеем. Отсветы пламени заплясали на гранях рубинов, и заискрились они, заиграли, зажили, впитывая неяркий рассеянный свет; и съежился вдруг Вишена, ощутив на себе чей-то чуждый тяжелый взгляд, что камнем свалился на все его естество; вздрогнул Тарус-чародей, отдернув руки от костра; зажглись зелеными светляками изумруды на мече Вишены, и был их свет на этот раз приглушенный, неяркий, словно заволокло взор призрачной тусклой дымкой.

А потом ЭТО отступило — прочь, в глубь рубинов, на самое дно, и пришло облегчение, только изумруды долго еще тлели, никак не успокаиваясь.

— Что это, Тарус-чародей? — тревожно спросил Вишена, смахнув с лица холодный пот. Тарус поднял на него глаза — зрачки у него сделались как два провала.

— Не знаю. Кто-то на нас взглянул.

— Откуда?

— Оттуда! — Чародей указал на рубиновый меч. — Он стал больше, я вижу. Ты находил ножи?

Вишена кивнул:

— Да. Яр убил одного из чужаков двойным кинжалом; я положил его к своему, в суму. Они снова срослись — теперь в мече четыре кинжала.

Тарус долго и внимательно глядел на Вишену, после глухо изрек:

— Оставь его, — Вишена. Выбрось в лесу. Он страшен. Да и не меч это вовсе.

Вишена внимал, распахнув глаза. Сегодня он впервые ощутил силу рубинов, вернее часть силы, ибо кто знает, на что способна эта непонятная колдовская вещь?

— Ты сможешь сдержать его мощь, Тарус?

Чародей качнул головой:

— Не знаю. Может быть, и нет. От него исходит что-то очень древнее и чужое. Боюсь я этого меча, Вишена, потому что он мне неподвластен. Лучше от него избавиться. Задумайся: с каждым новым кинжалом сила рубинов растет.

— Но у нас есть своя сила — изумрудные мечи! Целых два!

Тарус усмехнулся:

— Меч Боромира еще не проверен. Да и молод он пока. Успеет истлеть прах наших правнуков, а меч все еще будет молодым. Век железа несравним с веком людей.

— Но мой-то не молод!

Тарус рывком приблизился к Вишене.

— В этом-то все и дело! Когда рубиновый меч сравняется с изумрудным, неизвестно, какой получится сильнее. Думаешь, зря тебе на пути попадаются кинжалы? Именно тебе? Их хотят столкнуть, твой меч и этот, понял? И не говори, что жаждешь такого поединка, ибо солжешь.

Вишена задумался:

— Но почему кинжалы попадаются мне? Найди их враг — тогда поединок станет неизбежным. Но не могу же я биться сам с собой! Нет, чародей, пока рубиновый меч у меня в сумке, я уверен, что его не имеют недруги. Я оставлю его себе!

Тарус пристально поглядел — и только. Согласился он, нет ли, Вишена не понял.

— Будь осторожен, — тихо сказал Тарус немного погодя. — И держи его подальше от своего меча.

Вишена заворачивал меч в шкуру, когда проснулся Яр.

— Поди сюда, отрок, — поманил его Тарус; мальчишка охотно подбежал. Лицо его было помятым и заспанным.

— Видел ли кинжал с рубинами? Отвечай!

Яр встрепенулся:

— Длинный такой? Видел! Я его ночью у чужого костра подобрал.

Тарус насупил брови. Вишена, стоя на коленях у своей сумы, полуобернулся и тоже вслушался.

— Я его давно приметил, еще как у столба стоял. Только Омут явился, я его и схватил.

— Где приметил? — перебил Тарус.

— У огня, — пожал плечами Яр, — прямо у огня. А что?

Чародей промолчал, а Вишена медленно отвернулся и запихнул меч поглубже в суму.

— Хороший кинжал, — вздохнул Яр, — жаль, остался на той поляне. Знаете, — добавил он проникновенно, — в руке как влитой сидел, будто коготь.

Проснулся и Омут. Покряхтывая и покашливая, он устроился у костра, не проронив ни слова. Не зря его прозвали Молчуном. Вчерашний рассказ был редким случаем, когда слышался его густой неторопливый говор.

Вишена вернулся к огню.

— А Славута где?

Тарус, вновь застывший с протянутыми к пламени руками, указал на чащу:

— Охотится.

Припасы у них и впрямь иссякли, никто ведь не рассчитывал отрываться от дружины надолго. Но утрата коней спутала все планы. Они потеряли уже два дня, а до Кухты оставалось еще не меньше дня ходу. Боромир уже разволновался, поди…

Вскоре вернулся Славута, добывший двух тощих, еще не отъевшихся зайцев. С луком и стрелами дрегович управлялся не хуже, чем со своей секирой.

В путь двинулись часа через два.

— Все у нас не по-людски, — ворчал Славута, — днем спим, на ночь глядя в дорогу пускаемся. Ровно нечисть какая…

Тарус укоризненно глянул на него, но смолчал. Вишена цокнул языком.

— Не поминал бы ты нечисть, друже… И так спасу от нее нет. — Сума с рубиновым мечом теперь жгла ему спину. Слова чародея не на шутку встревожили.

Славута в ответ только вздохнул.

И опять потянулся навстречу лес; неслышно стелилась под ноги неприметная звериная тропа; трещала вдали вредная белобокая сорока. Яр пристроился рядом с дреговичем и вполголоса что-то у него выпытывал; Омут, погруженный в свои извечные думы, ступал в трех шагах за ними. Вишена шел за Тарусом и все вспоминал прошлую ночь. Волчьи ощущения накрепко врезались в память. То, что можно обернуться волком, воткнув нож в гладкий пень на поляне и перекувыркнувшись через него, знал даже ребенок. Но — знал как сказку, ибо каждый мальчишка с замиранием в сердце хоть раз пробовал проделать это. Вишена тоже пробовал. С замиранием в сердце. Сказка оставалась сказкой…